журналистское..

Сплошные праздники. 3 мая- Всемирный день свободы печати. 5 мая- день советской печати.. Я понимаю, что молодым он неактуален. Но.. Мы-то все вышли из Советской печати)) Вышли мы все из народа, как нам вернутсья в него...
С наступающими!!!

@темы: а это мы

---

Сегодня прослеживается явный дефицит нашего внимания к эмоциональной стороне развития детей. В результате мы получаем людей интеллектуально развитых, но эмоционально незрелых.

sibkray.ru/news/2010-4-30/9427/

---

Зачем нужны кошки

Прошка был не просто обижен, он был возмущен до глубины души.
 Представляешь,  жаловался он воробью,  мало того, что хозяева, уходя, оставляют телевизор включенным, чтобы ей одной скучно не было, так они еще и специальную кассету купили. Так и называется «Видео для кошек». Нет, ты подумай, специальное кино для Мурки!
 А что там показывают?  Заинтересовался Ермак Тимофеевич.
 Рыбок всяких, бабочек, птичек… Да какая разница что,  возмутился пес.  Главное, что эту кассету специально Мурке купили.
 Прошка, но ты же не любишь телевизор смотреть, зачем тебе еще и кассета?
 Причем тут, люблю я или нет,  огрызнулся пес.  Вот ты хоть раз видел «видео для собак» или «видео для воробьев»? А для кошек есть! Несправедливо это! Я вообще не понимаю, почему кошкам такое внимание. Собаки – они полезные, они дом охраняют от воров. Птицы – поют, весну приветствуют. А зачем нужны кошки?
Ермак Тимофеевич даже ответить не успел, как на подоконник спрыгнула рассерженная Мурка. Видимо, хотела зайти по-соседски в гости чаю попить, но как услышала Прошкины слова, так даже стучаться не стала.
 Надо же, какой у нас тут поборник справедливости выискался!  Фыркнула кошка, и сразу перешла в наступление.  Значит, когда по телевизору показывают кино, где собаки – главные герои, а кошки просто мимо пробегают – это справедливо. А когда один несчастный фильм специально для кошек выпустили – уже можно кричат о том, что кошки и не нужны, да?
 А зачем вы нужны,  огрызнулся пес.  Пользы-то от вас никакой нет.
 Да что ты понимаешь в пользе,  подпрыгнула от возмущения Мурка.  Квартиру охранять может даже замок, а вот когда людям плохо, грустно, больно – только кошка поможет. Вот ты знаешь, что кошачье мурчание лечит не хуже, чем ультразвук! А от стресса кошки лечат вообще лучше всего в мире! Полчаса лечебного мурчания – и никакой стресс не страшен!
 Можно подумать, собаки не лечат,  обиженно проворчал Прошка.
 В принципе собака – это тоже неплохо,  неожиданно согласилась Мурка.  Только вы, собаки, такие все из себя занятые – вам то гулять надо, то играть. А кошки всегда готовы помочь своим хозяевам. Если человек болеет, то кошки часами рядом лежат и его лечат. А еще лучше – прямо на нем лежат и лечат. У собак такого терпения нет.
 Как это у собак терпения нет?  Удивился пес.
 Очень просто. Было бы у них терпение, они бы мышей ловили.  Мурка гордо уселась на стол и объяснила,  Ты же понимаешь, мало кто из современных кошек мышей ест. Но ловят все. Потому что это прекрасная тренировка терпения – часами сидеть у норки, затаившись и не дыша.
 Мурка, но ведь кошки живут не только у больных людей,  вмешался в спор Ермак Тимофееевич.  Кошек и здоровые любят, и дети…
 Конечно,  согласно кивнула Мурка.  Главное предназначение кошки – чтобы ее любили. Мы затем и нужны. И поэтому нас балуют, и покупают нам кассеты. Учатся правильно любить. А уже потом, когда научатся, заводят всяких там неблагодарных собак, которые вместо того, чтобы сказать спасибо за правильно воспитанных хозяев, начинают кассеты жалеть…
Мурка легко вспрыгнула на подоконник и отправилась домой. А Прошка так и остался стоять посреди комнаты, онемев от возмущения. Он обернулся к Ермаку за поддержкой, но воробей только пожал плечами.
 Может и права Мурка – любить ведь тоже надо уметь…

@темы: сказки

---

Весеннее

Пригрелся...

@темы: фотографии

---

А в прошлом годе зайцы скромнее были....

Федеральная таможенная служба (ФТС) в письме своим региональным управлениям подтвердила полномочия Российского общества по смежным правам (РОСП) по сбору авторских вознаграждений с производителей и импортеров аудио- и видеотехники и чистых носителей. Это возмутило Российское авторское общество (РАО): хотя в 2005 году оно делегировало эти полномочия РОСПу, теперь новая организация РАО и режиссера Никиты Михалкова собирается взыскивать эти отчисления самостоятельно. Речь идет о больших деньгах: если взимать хотя бы по 0,5% от стоимости продукции, годовые сборы могут превысить 1-3 млрд руб.

www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1361936

Гендиректор РАО Сергей Федотов уточнил, что РАО уже поручило сбор вознаграждений в пользу авторов другой организации — Российскому союзу правообладателей (РСП), учрежденному самим РАО и Союзом кинематографистов. Как сообщал "Ъ" 29 января, совет РСП возглавляет режиссер Никита Михалков, еще в 2009 году выступавший с инициативой организовать сбор вознаграждения в специальные фонды развития кино и культуры.

---

Чтобы помнили

Рассказывает Зинаида Максимовна Изотова

Мы собирали пустые бутылки и заполняли их горючей смесью. По ночам мы дежурили на чердаках, вслушиваясь в свист бомб. Фашисты хотели сжечь Севастополь, забрасывали нас «зажигалками». А женщины и подростки дежурили на чердаках, не давая сгореть городу. Зажигательные бомбы – они небольшие, пробивали крышу, но не пробивали потолок.. Надо было схватить бомбу за хвост и опустить в бочку с водой или в песок.
Нашу школу заняли военные, занятия шли в старой церкви, и мы шутили – хорошо, что в церкви, бомбы срикошетят.
Перед вторым наступлением фашисты начали активно бомбить город, уничтожая , превращая его в руины. Однажды утром мы пришли, а церковь разрушена – бомба попала прямо в нее, хорошо, что ночью, мы остались живы. Но занятий больше не было.
Город жил от бомбежки до бомбежки, он выстоял под минометным огнем, но жить в нем уже было невозможно, и нас вывезли в штольни за гордом. Электричества там, естественно, не было, мы жили при свете коптилок. Воды не было, вместо воды выдавали шампанское, и в этом шампанском варили вермишель. После бомбежек мы брали ножи и выходили в город – разделывали лошадей, убитых бомбами. Искали еду.. Мы быстро приспособились передвигаться под огнем. Где бежали, прижимаясь к стене, где ползком..
Наверное, еще можно было уехать. Но наши друзья – военные говорили: мы не оставим город, мы не сдадим Севастополь. И мы были уверены, что город выстоит.
Под вечер в штольню прибежали ребята из заградительного отряда, который стоял неподалеку.
-Сегодня ночью мы уходим. Кто с нами, собирайтесь.
Мы с мамой и сестрой переоделись в военную форму и пошли вместе с заградотрядом.
Мы уходили последними, оставляли Севастополь.
И вот тут началось самое страшное.



Мы подошли к Херсонесу (это раскопки древнего греческого города недалеко от Севастополя ), нашли в лесу блиндаж. Ребята – бойцы устроились в нем спать, а комиссар Валентин Сергеевич Егоров попросил маму разлить коду, которую где- то раздобыл. Воды было около литра, и он сказал, что разделить надо поровну- хоть по глотку, но всем…
. Мы аккуратно стали мерить и разливать воду . Уже почти разлили, когда он, буквально белый, заскочил в блиндаж с криком: «Танки!»
Мы успели выскочить, те, кто быстро проснулся и кинулся следом – еще успели, спаслись. Те, кто промедлил мгновение, остались в том блиндаже, навсегда.
Это страшно, убегать от танков.
Зинаида Максимовна замолкает, вспоминая тот страшный рев, ощущение бессилия и ужаса, и снова не успевая оглянуться, чтобы понять – живы ли мать и сестра, успевают ли они, кто еще спасся и добежал…
За окном раздаются детские крики, в форточку врывается жаркий ветерок, ласково гладит цветы герани на окне, поднимает занавески. За окном продолжается жизнь 21 века. А мы снова возвращаемся назад, в жаркое лето 1942. Туда, где группка отчаявшихся людей торопилась к морю, надеясь найти спасение.
- Мы уходили, убегали, - продолжает рассказ Зинаида Максимовна Изосимова, - целый день на солнце, без воды. Случайно встретили Сережу Шкурко, замполита нашего батальона. Дошли до Камышовой бухты. Сережа увидел домик рыбаков, подошел, попросил спрятать нас, женщин. Нам указали на сарайчик, стоявший в отдалении. Мы залезли в сено, сняли гимнастерки, надели свои домашние кофточки.
На берегу творилось невообразимое.: сотни, тысячи людей без оружий и патронов выбрались сюда, дошли. И были вынуждены остановиться. Кораблей не было, здесь кончались все пути.
В пистолете у Сережи оставался один патрон. Он оставил нас в сарае, ушел, чтобы организовать линию обороны, и не вернулся. Мы потом узнали, что он застрелился. Он был коммунистом, в плену ему было не выжить…
Утром началась стрельба. Вскоре появились немцы. Их было совсем не много. Мы приникли к щелке и наблюдали. Страшно было видеть, как сотни, тысячи молодых матросов поднимали руки, сдаваясь в плен. По немецким данным они тогда захватили 50 000 пленных. А что было делать людям? Вплавь Черное море не переплыть.
Ближе к вечеру в сарай заглянул пожилой немец.
- Комиссары есть? Нет? Тогда оставайтесь, Маруси, не бойтесь.
Чуть погодя он принес нам воды.
И тихонько сказал:
- Сегодня же уходите, завтра придут эсэсовцы, они вас убьют.
И мы вернулись в город.

@темы: 65 лет Победы

---

Чтобы помнили

Из рассказов Самуила Рафаиловича Волка

Осенью 1943 года немцы решили покончить с партизанами и начали грандиозную блокаду. Из партизанского штаба пришел приказ отступать. Фашисты согнали в леса очень много солдат, техники. По замыслу штаба партизанского движения вступать в открытый бой не было смысла. Важно было спасти людей. Многие соседние отряды были настроены очень оптимистично – дескать, легко скроются в лесах от фашистов. Но наш командир знал, что у нас много детей и стариков. Он приказал строить лежневку – наплавной мост через непроходимые болота, протяженностью четыре километра. Когда фашисты приблизились, весь отряд перешел по нему на остров, но разобрать его не успели, и вслед за нами перебрались фашисты.
Началась паника, часть отряда увел командир, а небольшая группа пошла за начальником штаба. Мы пытались пройти через болота в направлении деревни Клетище. Но на окраине острова мы попали в засаду. Те, кто шли впереди внезапно закричали: «немцы» и бросились бежать. Я приподнялся и впереди увидел фашистов – они шли с автоматами наперевес в непромокаемых костюмах, паля во все стороны. Я тоже кинулся бежать. Немцы пытались группу окружить, по острову били минометы, слышались выстрелы и крики. А я бежал, стараясь уцелеть и с каждой очередью падал в болото потом вставал и снова бежал к острову. Добрался до леса, отдышался, залез на дерево и увидел впереди, метрах в пятидесяти, идет Зяма, а с ним двое мальчишек из отряда, один из них хромал, он видимо был ранен в ногу. Я их догнал, и мы затаились в кустах. Немцы долго обшаривали лес. Заставили наших пленных, чтобы те звали нас. Но прятаться мы умели.
Три дня мы блуждали по лесу, ели ягоды, пили дождевую воду. Была осень, а я когда бежал, скинул куртку и чтобы перевязать ногу раненому мальчику – и рубашку. Мы всю ночь не спали, прижавшись, друг к другу, стараясь согреться. Утром мы пошли вглубь острова, и, наконец, случайно наткнулись на партизанского часового из нашего отряда.
Через пять дней наш отряд собрался вместе. Оказывается, командир сумел вывести всех. А ведь до войны был, как папа, столяром...
Мы вернулись в свое расположение. И пошла привычная партизанская жизнь. Длилась она еще почти год.
Советские войска успешно наступали, отдельные разрозненные группы немецких солдат, которым удалось выйти из окруженной группировки под Минском, уходили лесами. Небольшая группа фашистов вышла на наш отряд. Завязался бой, командир был ранен. А несколько отставших фашистов наши бойцы взяли в плен. Но довести их живыми до командира не удалось. Когда наши женщины, которые все прошли через гетто, потеряв мужей, детей, родителей и близких, увидели фашистскую форму, они схватили палки и просто забили пленных, которых охране не удалось отстоять.
Вскоре командование приняло решение выступать навстречу войскам. Отряд двинулся в сторону шоссе Минск-Варшава.
Когда мы встретили первый танк с красными звездами, это было такое счастье. Люди обнимались и плакали.
У озера Кромань отряд остановился на привал. Я отправился оглядеться, и познакомился с офицером, который предложил мне стать сыном полка. Я сказал, что у меня есть еще брат, и он взял нас обоих. Нас поставили на довольствие, пошили форму, и вместе с восковой частью 15222 двинулись на запад.
Позади остались река Неман и город Белосток. Конечно, в боях мы с братом по малолетству не участвовали. Мне было 14, а Зяме 10 лет. Я был связным при штабе. Разносил пакеты, передавал поручения...

@темы: 65 лет Победы

---

Перебежала белка мне дорогу...

Уже почти переоделась в летнюю шубку))


Чего гоняешься? кого позвать?

@темы: фотографии

---

Случилось страшное....

Цены на шоколад вырастут
Радио "Маяк" | 16:30:34


Какао-бобы грозят превратиться в куда более дефицитное и дорогостоящее сырье, чем предполагалось еще недавно, что может значительно ускорить темпы роста мировых цен на шоколад.
Как сообщила сегодня газета Financial Times, на последних торгах на лондонской товарной бирже цены на какао-бобы достигли 33-летнего максимума в 2350 фунтов стерлингов за тонну на фоне старения плантаций "шоколадных деревьев" в Кот-д’Ивуаре. Эта страна, являясь в этой отрасли мировых лидером, обеспечивает 40% поставок какао на мировой рынок.
В этой связи эксперты предсказывают, что сезон 2009-2010 явится уже четвертым кряду, когда спрос на какао на нашей планете превзойдет предложение.

---

о войне и о любви..

…— Огня зажигать нельзя было, Из Ельца до передовой шли пешком. Началась распути-ца, тыловое снабжение не успевало, голодали. Шли по но-чам, а кругом — минные поля, в сторону не свернуть…— вспоминает Тамара Яковлевна Кобец, — продуктов не было. Картошку-то мы еще находили — в пустых выжженных деревнях вскрывали картофельные ямы… А чтобы испечь ее, костер прямо в домах разводили.
Грязь, холод. Начались вши, болезни. Страшным был тот переход. В тот день рождения, 29 марта, приехал из соседнего полка брат. Привез гостинец - три пакета концентрата пшенной каши. Так пока мы его варили, две девчонки упали в обморок от запаха пищи. А потом был первый бой у деревни Трофимовки. И первые раненные в медсанбате. Страшный бой, когда раненные — шли всю ночь, и их было, нечем кормить, и освещал избушку лишь тлеющий кончик про-вода, и не было врача, в лишь девчонки-медсестры…
После этой ночи изрядно поредевший полк отвели в ре-зерв, и снова были вши, голод…
Но вспоминать хочется не об этом. Плохое — оно просто исчезает, уходит из памяти. А перед глазами — изумрудно-зеленый лес и поляны ландышей. Они с Машей в мае поехали за медикаментами. Навстречу — офицер незнакомый: «Познакомимся, девочки? Где вы — я вам напишу…».
И вскоре вестовой принес первое письмо, на котором вместо марки рисунок собаки. - Два друга из соседней части решили познакомиться. Старая, как мир, история. Письма каждый день. Если хорошее настроение — у собаки на конверте уши подняты, если плохое — и глаза закрыты… Потом — первые встречи… Второго, друга, звали Николаем Кобец.
— Я все наши встречи с Колей помню, — говорит Тамара Яковлевна. — Знаете, бывает любовь с первого взгляда. Я как его увидела — так свет в глазах померк. Высокий, красивый… Пошли они нас первый раз провожать. Шутят, смеют-ся… А у меня одна мысль — а вдруг ему Маша понравилась… И тот мостик, на котором остановила его, чтобы от ребят от-стать, помню. И бревно, на котором сидели в тот вечер…
Война, учеба, перевязки, болезни — да разве об этом в двадцать лет думаешь? Нам с Колей редкие встречи выпада-ли, но уж расставаться невмочь было. Впрочем, что это я — мы же о войне вспоминаем.
…Июль 43-го года. Самые страшные бои. Тепловские высоты. Здесь, на стыке 13-ой и 70-й армий Центрального фронта, насмерть стояла прославленная 140-я Сибирская. Сейчас здесь высится восьмиметровый памятный знак. Огром-ный постамент с цифрами «140». И крупными бронзовыми бук-вами текст: «Сибирская, Новгород-Северская ордена Ленина, дважды Краснознаменная, орденов Суворова и Кутузова стрелковая дивизия 7 — 16 июня 1943 года на рубеже Само-дуровка — Теплое-Погорельцы стояла насмерть, чтобы жили вы».
Знак этот — признание величайшего мужества и стойко-сти воинов чекистов. Одиннадцать дней Курской битвы — между 6 и 18 июля 1943 года — вместили в себя героизм и гибель, победу и потери. Самые страшные бои проходили у деревни Самодуровки. В семидесятых годах ветераны вместе с юными следопытами вновь проходили по местам боев. Оста-новились у центральной высотки под номером 312, из-за ко-торой завязался страшный бой. Это — ориентир, на который направлялись все немецкие части, поскольку высота занима-ла господствующее положение, с нее просматривались пози-ции немецких войск и даже Курск. Здесь и стояла 140-я ди-визия. Несмотря на мощнейшее давление гитлеровских войск, чекисты выстояли. Сквозь боевые порядки дивизии немцы не смогли прорваться… Высотка под номером 312 — своего рода памятник. Ее вершина не засевается, здесь не пашут и не жнут… Да и вырастет ли что-то на этой земле — неизвестно. Когда ветераны вместе с юными следопытами приехали к вы-сотке и стали раскапывать землю — помните, были такие традиции у пионеров — то с каждого квадратного метра зем-ли «собрали» где-то по 130 — 150 осколков, пуль, — «смер-тоносного железа». С каждого метра. И это - в семидесятых годах. А в 1943-ем…
…Сначала на бомбежку заходили самолеты. Несколько бомбовых ударов по позициям, занимаемым 140-й дивизией. Вниз летели и бомбы, и железные бочки, и кусочки рель-сов... Зачем? Да когда летит вниз в крутом пике кусочек рельса, то звука этого, визга — человеческие нервы не вы-держивают. Люди сходили с ума, выбегали из окопов…
Затем артиллерийская атака, и — танковая. Новые не-мецкие танки — «тигры», «пантеры». Броню этих танков не пробивал пушечный снаряд. А гранаты кидать, как в кино - это еще ведь добраться на расстояние броска нужно…
Самое страшное в танковой атаке — ощущение собствен-ного бессилия. Когда вот он, танк, идет на тебя… и ты не можешь ничего сделать…
В страшную эту мясорубку вместе с бойцами 1 роты 1-го батальона 283 стрелкового полка попала и Тамара Яковлев-на.
— Томная ночь 6 июля… Поход… Усталая, в плащ-палатке, в больших сапогах, с сумкой на боку шагаю с ротой, — вспоминает она. — Вышли за деревню. С трех сторон линия фронта. Видны зарева, горящие машины, слышны взрывы, ро-кот самолетов, шипение осветительных ракет… Напрошенные мысли лезут в голову. «Вот, — думаю, — идем. Много нас. А кому суждено возвратиться?..». Вдруг конский топот, Нико-лай Наклоняется с лошади, просит беречь себя, желает уда-чи в предстоящих боях. Какая радость от этой встречи!.. Теперь мне совсем не страшно.
Не передовой нахожусь рядом с наблюдательным пунктом роты. От нас видно расположение немцев. Совсем близко бьет по фашистам наше орудие. А вот и гитлеровцы начинают беглый минометный огонь. Мины разрываются неподалеку, но раненых и убитых пока нет… Когда стрельба закончилась, мы закурили. Вдруг слышу — из соседнего окопа боец кричит: «Не бросай окурок, сейчас сверну цигарку и приду прику-рить!», Приподнялся, вылез из окопа — и тут мина… Взрыв… Подбегаю — мертв. А рядом лежит не прикуренная папироса Вот так смерть ходила рядом. И при встрече со смертью особенно отчетливо ощущалось: "Хочется жить! Жить! Жить!"

@темы: 65 лет Победы

---

Для настроения

Скоро лето..

@темы: фотографии

---

Врачебное

- Вы знаете, что осложенниями диабета могут стать гангрена, слепота, почечная недостаточность..
- Знаю. Но так вроде диабета уменя нет..
- Пока нет. Но надо худеть, соблюдать диету, ограничивать себя.Иначе - смаи понимаете, что может быть..
- Знаю.
- Вот непременно соблюдайте.. А почему это у вас давление поднялось?
- И правда, с чего бы? Утром было нормальное.А вот с вами побеседовал и поднялось....



Люблю врачей.
Всех. Скопом)

@темы: а это мы

---

Белковое..

Чудеса маскировки))

@темы: фотографии

---

Городские улыбки

Бегу утром по улице.. А они сидят)))

@темы: фотографии

---

Грустное

Больница - очень странное место. Там сами стены высасывают силы.. Одна надежда- может, это они из тех, кто все-таки более-менее здоров. а тем, кому плохо - выдают?
Ничего не делаю, просто лежу на кровати.. Но возвращаюсть - совершенно без сил(((
Осталась еще неделя...

@темы: а это мы

---

Моим ПЧ

Зима была долгой, да и весна какая-то пока снежная, но..
Это все-таки весна.
И да, мы- все равно)) Будем!
За нас!

@темы: а это мы

---

Весна из нашего двора

@темы: фотографии

---

истинная правда)))

14.04.2010 в 16:06

Пишет  кот подвальный:

Очень жизненно. Утащил вот отсюда

Журналистско-человеческий словарик:

По мнению психологов... - Мне так кажется...

Согласно исследованиям британских ученых... - Где-то слышал...

Давно известно... - Я слышал в детстве...

Я думаю, что... - Я уверен, что...

Я уверен, что... - Главный редактор тоже считает, что...

Согласно статистике... - Я тут подглядел в интернете, что...

Всем нам хорошо известно... - Мы с друзьями решили...

По данным исследований... - В википедии пишут...

Все мы помним, что... - Вы, уважаемые читатели, хреново учили историю, но...

По неподтвержденным данным... - Я очень боюсь, но это блин почти сенсация! Так что...

...На самом деле... - ...По сложившемуся общественному мнению...

По сложившемуся общественному мнению... - Вам всем положено думать, что...

Старики говорят... - Вот вам пословица: ...

Согласно старой пословице... - У меня не хватает фантазии, поэтому вот вам избитый прием: ...

...как отметил... - ...он там много чего говорил, неразборчиво, но я точно услышал, что...

...от комментариев отказался. - вел себя как свинья, заставил ждать, послал матом, и мы ему отомстим.

© sir-archet

@темы: а это мы

---

Посвящается выжившим...

Алле Михайловне Зайдман было 12 лет..

Город встретил меня страшной тишиной. Я уже подходил к дому, когда услышала шум колонны. И спряталась в окопчике, который мама вырыла перед войной. А когда услышала, что колонна приближается, выглянула из окопчика. И увидела огромную колонну людей, которую вели гитлеровцы с автоматами. И в этой колонне – соседка Мария Моисеевна с Нэлой. Я закричала, и кинулась к ним. Меня впихнули в колонну и повели на расстрел.
Когда людей стали выстраивать у огромной ямы, Мария Моисеевна прошептала нам: «Я скину вас пораньше, падайте в яму и ждите темноты». И когда начались выстрелы, она успела нас столкнуть, прежде, чем автоматная очередь достигла нашего края.
Алла Михайловна вспоминает тот страшный день, и застывают слезы в уголках ее глаз, и немного дрожит голос. Шестьдесят пять лет – это целая жизнь, но и ее недостаточно, чтобы забыть ужас одиннадцатилетней девочки, очнувшейся в темноте среди мертвецов, до хрипоты звавшей близких, и не услышавшей ни звука в ответ…
- Я не помню, как выбралась из ямы, как прибежала домой. Бабушка открыла дверь, и, увидев меня, рухнула на пол. А я рядом… Наутро бабушка, плача, спрятала меня в подпол, а вечером за руку вывела на дорогу и велела идти к брату в село. Я уговаривала ее пойти со мной, но бабушка сказала, что ей обязательно нужно остаться – почти никто вокруг не знал немецкого языка, она должна помогать людям… И я вернулась в село.
Там мы с братом прожили почти год, но становилось очень голодно, партизаны начинали активно действовать, и как ответ зверели фашисты. И наша хозяйка стала готовить нас к уходу в другое село. А мы с братом очень скучали по дому. И однажды решили сходить в Горки.
Это как раз было время, когда немцы отправляли людей на работу в Германию. И на подходе к городу мы попали в облаву. Нас посадили в огромный эшелон и повезли на запад.
В огромном вагоне людей было столько, что ни прилечь ни присесть было некуда. Многие умирали от удушья. За все время пути пару раз кинули прямо в вагон несколько буханок хлеба и пару раз ставили ведро с одой. Кто мог – просто наклонялся над ведром и пил. Мертвецы стояли рядом с живыми, и было не до страха, не до голода, потому что дышать было нечем.
Привезли нас в концлагерь Дора, в Тюрингии. Место очень красивое – лес, заснеженные поля. И трубы, из которых валил черный дым. Те, кто был постарше, посильнее – работали на заводе, делали ФАУ, им за это давали рагу. Я была маленькой, и меня поселили в детский барак. Нас практически не кормили, многие дети умерли. Я была одной из старших, но единственное, что могла – приласкать малыша, поговорить с ним. В детстве, до войны, я очень много читала. И целыми днями рассказывала ребятишкам прочитанные книги, сказки…
А примерно через год в концлагерь приехал фермер – звали его Отто, и взял нас с братом в качестве работников.
Он воевал в России, был ранен, многое видел, переоценил, и был добр к нам.
Нас кормили – пусть не за одним столом с хозяевами, но давали и хлеб, и суп. А картошку вообще можно было есть сколько угодно.
Конечно, работы было много. Я доила шесть коров, носила камни с поля, убирала… Словом, целый день работала. Брат был у другого хозяина. Рядом в семье жила девочка Валя из Великих Лук. Она была постарше, ей уже исполнилось пятнадцать. И она старалась заботиться обо мне. Мы, кстати, после войны с ней много общались, и сейчас переписываемся…
Эти полгода в Германии казались мне очень счастливыми. Я там ожила, стала быстро расти. Мы были сытыми, мы играли и смеялись, мальчишки, которые работали на других хозяев, приносили нам полные рубашки яблок, слив и груш… Однажды они прибежали и сказали, что в деревню привезли пленных русских солдат, разместили их возле сарая моего хозяина. Ребята наворовали картошки, я украла у хозяина ключи от сарая, и тех, кто мог двигаться, несколько человек, мы спрятали на сеновале.
Потихоньку таскали для них еду, много разговаривали. Один паренек был из Ленинграда, студент. Он мне даже адрес сказал. Но после войны, когда я попала в Ленинград, его дом на проспекте Стачек был разрушен, так и не нашла я его. Второй – из Донбасса.
Через какое-то время конвой спохватился, что пропали пленные, и, видимо, послали запрос в нашу деревню. А мой хозяин заметил, что у свиней стало исчезать много картошки. Он просто отозвал меня в сторону, и тихонько сказал: «Пусть они уйдут». Я передала ребятам его слова, и назавтра они исчезли с сеновала.
А спустя неделю нас, от греха подальше, вернули в концлагерь.
Но это была уже весна 1945 года, и в конце апреля нас освободили американцы. Они нас очень жалели, прекрасно кормили – я впервые попробовала кашу с мясом…
Всем желающим предлагали остаться, но я даже помыслить себе не могла – как это, не ехать домой? И нас перевели в российский лагерь, где всех досконально проверили, а потом повезли в Россию. Но уже не всех. Брату моему исполнилось восемнадцать, и его прямо из лагеря забрали в армию, домой я вернулась одна. Когда переезжали границу, все плакали, целовали родную землю…
Дом наш сгорел, бабушка ушла к ученикам в село и выжила чудом. Маму после партизанского отряда долго допрашивали и на всякий случай отправили в Гулаг, откуда мы смогли ее вытащить только после того, как нашли командира ее партизанского отряда и он дал письменные показания о ее благонадежности. Мама получила орден и переехала жить и работать в Брест. Брат Феликс закончил педагогический институт и работал школьным учителем в селе под Горками. А я поехала учиться в медицинский институт в Ленинград…
И дальше была целая жизнь, вместившая удачи и ошибки, успехи и трагедии… Но и сегодня, шестьдесят пять лет спустя, профессор Алла Михайловна Зайдман, старается не смотреть фильмов о войне, и невольно вздрагивает, заслышав немецкую речь.

@темы: статьи, 65 лет Победы

---

11 апреля - Международный день освобождения узников фашистских концлагерей

В марте 1945 года на территории Бухенвальда (самого крупного концентрационного лагеря) вспыхивает вооружённое восстание, организованное интернациональными силами самих заключённых. Когда в концлагерь Бухенвальд вошли американские войска, восставшие уже осуществляли контроль над лагерем смерти, и над лагерем был поднят красный флаг.
По инициативе ООН в этот день весьмир отмечает Международный день освобождения узников фашистских концлагерей.

Алексей Григорьевич Будасов - один из бывших узников Бухенвальда..

"В Бухенвлаьде существовал еще так называемый "малый лагерь", иначе говоря, карантинная зона. Условия жизни в карантинном лагере были - даже в сравнении с основным лагерем бесчеловечны.
Именно в малый лагерь привезли в коцне 1943 годаобессилевшего от побоев Алексея Будасова.
- Огромный, как ангар сарай, - вспоминает Алексей Георгиевич, - в котором впритык стоят четырехэтажные нары, на которых постлана солома. И на нарах лежат люди. Столько людей, что невозможно повернуться. Многие умирают тут же, и ты лежишь плечом к плечу с трупами. Выносить их можно только утром, да и то не у всех есть силы. Нас практически не кормили. Мы же там пока не были заняты на производстве. В малом лагере умирали десятками, сотнями за ночь. Меня спасло то, что быстро перевели в 30 барак.
Мне повезло – когда я попал в лагерь, там уже существовала подпольная организация, Политические уже забрали власть у уголовников. В 1943 уже был создан интернациональный лагерный комитет. Конечно, я ничего пока не знал об этом. Но члены подпольной организации, которые к тому времени уже были повсюду, мои документы тщательно проверили, со мной познакомились, меня стали понемногу подкармливать, зачислили в бригаду, которая занималась легким работами. Потом стали поручать кое-какие задания.
Бухенвальд был огромным лагерем. Здесь было оружейное производств, и наши немцы-заключенные имели связи солдатами вермахта, которые охраняли некоторые производства. И с гражданскими людьми. Вальтер Бартель, один из руководителей подполья, сидел в лагере с 1935 года. Он прекрасно говорил по-русски. Мы звали его Володей. Сопротивление в Бухенвальде было очень широким, и в тоже время четко организованным. У нас были группы по 3-5 человек, мы знали своего руководителя и выполняли его задания.
Задания были разные. Иногда нужно было куда-то пойти и сделать что-то. Мы не всегда понимали зачем, но это был приказ. Может, подавали кому-то знак. Иногда – поехать и привезти. Иногда под видом разных грузов мы привозили в лагерь со свободы продукты, кто-то привозил то самое оружие, которое сыграло свою роль в восстании.
Меня однажды направили в Лангеншатйн-цвиберг, и я должен был тайком привезти какие-то бумаги. Я зашил их в обшлага брюк и привез в лагерь.
В команде «Дора» делали снаряды Фау. Пайкой занимались тоже заключенные. Не случайно большинство снарядов до Англии, например, просто не долетали – падали в Ла Манш. Наши инженеры придумали такой способ пайки, что в полете она отходила и ракета теряла направление.
Попасть на Дору означало неминуемую смерть – оттуда никто не выходил. При наступлении американцев в 1945 фашисты уничтожили почти всех узников Доры.
Конечно, далеко не сразу я узнал про подпольную организацию и вошел в пятерку. Сначала ко мне присматривались. Разговаривали, намекали. Потом я стал находить газету, которую выпускали Богданов и левшенков, там рассказывалось про успехи на фронте, про жизнь в лагере. У подпольной организации был и приемник и потом даже появился передатчик. Тот самый, по которому мы в апреле 1945 слали сигнал SOS американским войскам.

В лагерь нередко засылали провокаторов, доносчиков. Нам приходилось быть очень осторожными. Там, на краю смерти, от каждого слова, от каждого движения зависела жизнь, поэтому отбор был очень строгим
Никто ничего не объявлял, но как-то автоматически я стал членом пятерки.
Недалеко от нашего барка была приемная площадка, где принимали людей в лагерь. Когда привозили евреев, их иногда сразу почти отправляли в крематорий. И вот однажды один из отцов умудрился передать нам в рюкзаке двухлетнего малыша.
Мы прятали его в вещевом складе в небольшой отгороженной каморке. Мы завешали его, как могли, одеялами, тюками, и больше года малыш прожил там.
Было установлено дежурство, свободные от смены заключенные с ним играли, кормили, следили, чтобы он не болел.
Мальчик выжил. Я знаю, что он - Иосиф Штрайх - вырос, закончил институт, живет в Польше.
К началу апреля 1945 наша организация насчитывала 178 групп (по 3—5 человек каждая), в том числе 56 советских групп.
Конечно, мы не знали об этом тогда, я никогда не видел Симакова – конспирация была очень строгая. Но каждый из нас видел и понимал, что выжить мы могли только объединив свои усилия.
Николай Симаков сумел сплотить все подпольные организации лагеря, ведь там были и гражданские и военнопленные, люди из разных стран. И все они работали вместе. Его удивительный организаторский талант заключался в том, что он, простой сержант, сумел на краю гибели объединить людей.
В Бухенвальде были и немцы и голландцы и французы. Кому-то помогал посылками красный крест, кому-то присылали продукты из дома. Все эти продукты шли в общий котел и распределялись поровну и в основном самым больным. Людей поддерживали, лечили. В организации были свои врачи. Были и свои полковники, которые разрабатывали план восстания.
В апреле фашисты решили уничтожить всех заключенных Бухенвальда. У нас был передатчик, и мы стали посылать сигнал бедствия третьей армии Патена. Но американский генерал обошел Бухенвальд и пошел к Доре, надеясь успеть захватить военные секреты фашистов. И тогда по цепочкам был передан сигнал готовиться к восстанию.
Накануне, 10 апреля, из Бухенвальда был вывезен большой транспорт с пленными. В их число попал и руководитель подполья Николай Симаков. Но система была отлажена до такой степени, что никто не растерялся. Каждый знал, что он должен делать. Организация не потеряла в боеспособность.
А Симаков по пути совершил побег, добрался до своих, освобождал Чехословакию. Но это было потом. А 11 апреля была подана команда и мы пошли на фашистов.
Винтовки были розданы лучшим стрелкам – военнопленным, тем, кто умел обращаться с оружием. Винтовок было около 100 штук. Но у нас даже был один пулемет. И 2000 патронов к нему. Не представляю, как его привезли в лагерь. Но по сигналу утром 11 апреля мы все вооружились, кто чем мог. Тем, кто был без оружия, приказано было брать доски. Мы схватили доски, и побежали. Доски бросали на колючую проволоку и по ним передирались через ограждения. У нас было три русских батальона. Каждому боевому подразделению была поставлена четкая задача.
Когда застрочил пулемет и заключенные стали кидать гранаты, фашисты испугались и кинулись бежать.
Но мы их не отпустили. Только 120 эсэсовцев мы сдали в плен американцам. А тех, кто особо издевался… их в плен не брали.
Мы захватили бараки, где жили эсэсовцы, их склады. Как только охрана была уничтожена, был передан приказ – вернуться в бараки. И все вернулись.
Это было такое счастье!
Алексей Георгиевич на мгновенье прерывает свой рассказ, словно вспоминая то мгновение, когда люди, стоявшие на краю гибели, осознали что все, ад закончился, они выжили.
И он, двадцатилетний, позволил себе поверить, что будущее – есть…
Шестьдесят четыре года прошло. Но эти воспоминания бывший узник хранит в памяти как самые драгоценные.
- Все было сделано так продуманно, что не было беспорядков. – Алексей Георгиевич продолжает рассказ о тех апрельских днях. - Лагерь снова взяли под охрану. Первым дело стали спасать тех, кто умирал. Забрали продукты со склада охраны, передали в больницу. Принесли туда молоко.
Но все равно человек двадцать умерло от голода и истощения уже после освобождения.
Знаете, вот сейчас рассказывать, как там было – никто и не поверит. Когда мы приводили немцев - жителей Веймара - и американцев и показывали им крематорий, показывали, как штабелями лежали трупы, люди падали в обморок.
Мы прочесывали леса вокруг, искали эсэсовцев, которые пытались укрыться, спрятаться, убежать. Эта задача была поставлена перед одной командой, в которую вошли в основном военнопленные. Другие команды охраняли лагерь, работали в больнице, помогали приводить лагерь в порядок.
Потом появились американцы. Они были немного напуганы тем, что мы вооружены, им не нравилось, что мы установили уже свой порядок и потребовали сдать оружие. Но мы отказались.
В первую очередь эшелонами мы отправили из лагеря уголовников. Еще более месяца мы жили в Бухенвальде, а когда фашисты капитулировали, после победы, мы организованно загрузились в эшелоны и поехали к своим.

@темы: статьи, 65 лет Победы